Название: Иллюзия любви
Автор: Кьярра
Бета: Турмалин
Пейринг: Уильям/Грелль
Рейтинг: кажется, R
Жанр: bloody fluff & grim philosophy
Предупреждения: насилие, графика, жестокость, обыгрывание оригинального (безумного и маньячного) характера Грелля с экстраполяцией такого рода особенностей психики на других шинигами. Учитывается только канон манги!
Алое на белом. Мутные, смазанные пятна совсем не похожи на точные мазки кисти, но за неимением лучшего холста он старательно расписывает белоснежный платок собственной кровью.
- Ну, что вы там возитесь, Сатклифф?
- Я уже почти, - Грелль Сатклифф не хочет поворачиваться и смотреть на своего начальника, Уильяма Т. Спирса. Его и так слишком много. Вокруг.
Кабинет Уильяма. Графин с водой позаимствован у Уильяма. Даже платок, и тот вручен ему начальником - дескать, приведите себя в подобающий вид, Сатклифф, прежде чем выходить из кабинета. Заботится. О подобающем виде сотрудника. Ну, уж не о сохранности его лица - так точно. Грелль морщится, прикасаясь к глубокой ссадине, которая осталась на щеке, когда Спирс с невозмутимым видом впечатал его в камни мостовой. Кожу головы жжет, как огнем, но территория пожара перемежается островками саднящей боли - вырванные пряди волос. Начальник не церемонился. Последние метры пути, который Уильям проделал пешком, Грелль волочился за ним по земле, мысленно прощаясь со своими бесподобными алыми локонами. Как можно быть таким жестоким? Впрочем, вопрос был риторическим и совершенно неуместным - Грелль знал, что начальник мог быть еще и не таким жестоким. Но в этот раз его поразила не вспышка гнева Уильяма, а ее отсутствие. Действия Спирса были такими методичными, размеренными, он словно выполнял еще одну работу, взятую на дом, когда тащил Грелля за волосы по мостовой. Ничто не мешало ему телепортироваться в кабинет и сорвать злость на подчиненном, но нет, Уильям выбрал зрелищный, унизительный способ наказания. Грелль запускает пальцы в свою пышную - несмотря ни на что - гриву волос, морщится от боли, а потом с некоторым недоумением смотрит на кончики пальцев, окрашенные в алый цвет. Ох, Уильям, каким же ты иногда бываешь старательным!
- Ты почти вырвал мне волосы, - жалуется Грелль, мечтая о ванне с прохладной водой, куда можно будет опустить голову. Вода окрасится самым бледным оттенком кровавого, - нежно-розовым, - и это будет прекрасное зрелище. Красные волосы в едва розовой воде.
- Я подумывал о том, чтобы избавить вас от этого... украшения, - кивнул Уильям, - но для этого пришлось бы идти слишком быстро и слишком долго.
- Какой ты жестокий. Я даже боюсь думать о том, как ты меня накажешь, - голос Грелля звучит так, будто он не боится, а предвкушает наказание. В каком-то смысле так оно и есть.
Уильям никогда не наказывает его напрямую, он всегда использует обстоятельства так, что даже боль кажется всего лишь следствием его небрежности. Вот как сейчас. Но вряд ли начальник ограничится этим, на сей раз Грелль действительно нарвался. Он не просто пошел против правил, это он делает каждый день, играючи, - нет, в этот раз он нарушил основополагающие принципы работы жнецов смерти. И потом, этот демон. Грелль знает, что Уильям ненавидит демонов, об этом знают все, один из немногих старших жнецов, который прошел войну и выжил, так и не простил руководству заключенного с демонами мира. Флиртовать с Себастьянчиком, зная, что за такой флирт тебя, пожалуй, размажут по стене, - медленно, с садистским удовольствием, как и все, что делает Уильям, - было особенно сладко. Он почувствовал присутствие начальника сразу же, и не смог отказать себе в удовольствии. Плевать, хуже уже не будет, - если Уильям решил явиться за ним лично, значит, его дела и впрямь очень плохи. Ах, Себастьянчик! Его личный подарок руководству. Пожалуй, Грелль сегодня в ударе. Осталось выяснить, что теперь с ним сделает Уильям.
Грелль облизывает разбитую губу. Он ждет наказания со страхом, но к страху все равно примешивается желание. Опасность возбуждает его. Кровь, боль, - и неважно, чья: Грелль выше этих условностей, он готов быть палачом, готов быть жертвой, не прочь быть сверху - и согласен раздвинуть ноги, если придется. Обычные вещи, все эти плотские шалости смертных, давно не могут возбудить шинигами. Он придумывает себе забавы поинтереснее. Вот как сейчас. Ему нравится сочинять страшные сказки, нравится представлять себя связанным, скованным, и в своих мечтах он охотно вручает Уильяму кнут. Уильяму! Грелль знает не меньше десяти мужчин, которые могли бы возбудить его с помощью такой игрушки, но Уильям всегда был в положении "вне игры". Он никогда не нравился Греллю, не вписывался в его картину мира. Но ведь никто из его любовников никогда не был с ним так жесток. При воспоминании об этом Грелль снова облизывает губы - мечтательно, возбужденно. В прошлый раз при аналогичных обстоятельствах Уильям просто схватил его за сломанную руку и поволок за собой. Вот так, держа его за локоть, он дотащил подчиненного до дверей госпиталя, а потом с невозмутимым видом выслушал от дежурного медика список смещений и повреждений злополучной конечности Сатклиффа. Было адски больно, но сейчас Грелль вспоминает об этом с нежной, ностальгической улыбкой на лице.
- Ну, Уилли, - он с легким нетерпением вдавливает каблук в мягкий ворс ковра. - Ты заставляешь леди ждать.
На целую секунду ему кажется, что начальник пропустит и эту реплику мимо ушей, погрузившись в свои бумажные дела, - и когда Уильям оказывается прямо перед ним, он даже не успевает испугаться. Уильям ловит его за хвост, как змею или птицу, оборачивает алый жгут волос вокруг собственной руки и безжалостно тянет к себе, заставляя подчиненного становиться на цыпочки, подаваться навстречу, что угодно, лишь бы прекратить это. Такое ощущение, что с головы сдирают кожу, кажется, еще минута - и он увидит собственный скальп в руках Уильяма. А потом начальник ослабляет хватку. Хорошо. Как хорошо. Грелль тяжело дышит, его волосы все еще в руке Уильяма, это еще не свобода, но Уильям хотя бы не пытается их оторвать.
- Грелль Сатклифф, вы нарушили несколько правил... - монотонным голосом повторяет Уильям, и Грелль закрывает глаза; все это он уже слышал, он хочет, чтобы начальник как можно быстрее добрался до сути. - ...лишаетесь вашей... косы смерти, вообще любой косы смерти, на половину земного года, и не будете допущены к работе все это время. Вы разжалованы до позиции помощника жнеца, и немедленно приступите к своим обязанностям. Я - ваш куратор на время этой службы. Список заданий получите у моего секретаря.
И это все? Работа на Уильяма? Очередная чертова бумажная работа? Да, обидно лишиться косы, обидно выпасть из обоймы на целых полгода, при одной мысли о презрительных взглядах других жнецов у него кровь закипает, - при одной мысли о том, сколько недругов попытаются свести с ним счеты сейчас, когда он абсолютно беззащитен, она немедленно застывает обратно. Равновесие. Грелль ожидал всего, вплоть до суда и позорного увольнения, а его наказали, как мальчишку?
Наверное, он что-то говорит. Или его выдает выражение лица. Или Уильяму просто надоело держать подчиненного за волосы, как нелепую куклу. Так или иначе, а Уильям разжимает руку на гриве Сатклиффа, а второй сжимает свою косу крепче. О том, какая твердая у этой косы рукоять, Грелль уже знает, но он изо всех сил пытается устоять на ногах. Бесполезно: Уильям не сдерживает себя, бьет в полную силу. Не по лицу, которое Грелль старательно вытер платком, - ведь в коридоре он должен будет иметь подобающий вид. Вот только довольно трудно ползти с подобающим видом, об этом ты не подумал, Уилли?
- Оставайтесь там, Сатклифф, - коротко приказывает Уильям, когда Грелль пытается встать с ковра. - Отдышитесь, придите в себя. Вы похожи на чучело.
Подумал. Он обо всем подумал.
- Ты такой умный, Уилли. И такой сильный, - Грелль растягивает губы в том, что можно принять за льстивую улыбку, но только если очень уж постараться. - Знаешь, мне это нравится. Твоя холодность в сочетании с твоей грубостью. Это то, что сводит меня с ума. Ты знаешь, я ведь давно по тебе сохну, Уи-и-и-илли.
Актриса играет - и сама верит в свои слова. Грелля так распалило ожидание наказания, что он не хочет останавливаться на достигнутом. Он хочет провоцировать Уильяма. Выводить его из себя. Но начальник сидит за своим столом, - неподвижный и невозмутимый, как ледяная статуя, - и смотрит на Сатклиффа с презрением. А Сатклифф уже верит в то, что хочет этого мужчину, как будто так было всегда. Он смотрит на Уильяма и замечает, какой у того точеный профиль, какие холодные глаза, как он сжимает губы, когда разгневан или озадачен - тот максимум эмоций, который Уильям позволяет себе проявить. Бесстрастность начальника доводит его до исступления. Да, точно, так было всегда. Актриса с успехом заучивает новую роль, запоминает, фиксирует где-то в бесчисленных пометках простой и понятный вывод: "Уильям Т. Спирс - чертовски сексуальный мужчина". Эта фраза ложится поверх другой, куда более соответствующей истине: "Уильям Т. Спирс - циничный хладнокровный сукин сын". Но об этом Грелль уже забыл. Он все забыл, и помнит только то, что входит в правила новой игры.
Он садится на ковре, осторожно выпрямляя спину, правая рука словно случайно ложится на талию, а потом скользит чуть ниже, нащупывая едва заметную выпуклость на брюках. Ну вот, еще час назад он даже не помнил, что его начальник - мужчина, а сейчас у него стоит на самого Уильяма Т. Спирса. Впечатляющая реформа. Грелль поднимает голову и видит Уильяма, который смотрит на него. Смотрит в упор, оценивая сбившееся дыхание, положение руки, и, может быть, то, что эта рука сейчас прикрывает. Уильям всегда был наблюдательным.
Грелль стряхивает оцепенение и осторожно поднимается с ковра. Поправляет одежду, приглаживает рукой растрепанные волосы. Уильям все еще смотрит на него, и Грелль не может отказать себе в удовольствии подразнить начальника - облизывает губы и тихо, еле слышно стонет, глядя на Уильяма в упор.
- Надо же, вам нравится, когда вам делают больно, Сатклифф, - Уильям неодобрительно качает головой, - придется подобрать вам самый мягкий, самый удобный стул для работы в архиве. Ступайте!
- Уилли, ответь мне всего на один вопрос, - гроза миновала, громы и молнии обрушились на лес за деревней, и бояться, кажется, уже нечего. Глаза начальника смотрят на него с обжигающим презрением. Да какая, к черту, разница? Главное - они и в самом деле обжигают.
- Спрашивайте, - милостиво кивает Уильям, даже не сделав ему замечание по поводу фамильярности.
- Уилли, а почему ты меня спас?
- Спас? - бровь чуть приподнимается в показном удивлении. - Я спас репутацию нашего управления. Право же, жнец, убитый демоном с помощью собственной косы... Я никогда не слышал о таком позоре раньше. До вашего появления здесь, - уточняет Уильям.
- Я не об этом, - нетерпеливое движение головой причиняет боль, но это не отвлекает Грелля от расспросов, - я о том, что произошло сейчас. Ты ведь мог отправить меня в изолятор. Начать служебное расследование. А ты просто...
- Просто спасаю от вас собственный отдел, - кивнул Уильям. - Приступайте к работе, Сатклифф, пока я не передумал.
- Почему?
- Вы проявляете неуместное любопытство, Сатклифф. И недопустимую настойчивость.
- Почему?
Он еще на шаг ближе к столу. Еще на шаг ближе к Уильяму. О да, его глаза обжигают. Любой другой уже понял бы, что игра с огнем может плохо закончиться, и отступил, любой другой так бы и сделал, но Греллю ужасно любопытно, чем закончится эта игра, и он готов мириться с ожогами.
- Еще один шаг, Сатклифф... Считайте, что вы предупреждены.
Грелль широко улыбается, показывая острые зубы, и делает еще один шаг вперед. Уильям реагирует молниеносно - всего один точный удар, и Грелль падает на колени возле его кресла, хватает Уильяма за колени, пытаясь приподняться, Уильям вздрагивает всем телом от этот прикосновения, отстраняется, но уже слишком поздно - Грелль уже все увидел и понял. Он поднимает голову и облизывается, как кот.
- Ах, Уилли, мне это так лестно...
Он ждет удара, но Уильям сидит в той же позе, уставившись на яркую макушку подчиненного. А значит, нужно пользоваться ситуацией. Грелль протягивает руку, чтобы погладить бедро, обтянутое тканью. Видишь, Уилли, и ты не все смог предусмотреть. Если бы ты не повернулся ко мне, чтобы ударить меня, - ты бы не открылся передо мной; если бы ударил не так сильно, - я устоял бы на ногах. А теперь смотри, Уилли: этот парень по имени Пирр - дитя по сравнению с тобой. Вот к чему привели все твои усилия. Я у твоих ног, и теперь-то я точно знаю, что ты этого хочешь.
- Уилли, - голос Грелля шепчет, воркует, он почти влюблен в мужчину, который неожиданно разделил его желание.
Грелль говорит правду - ему действительно лестно. Уильям его хочет. Грелль снова проводит рукой по бедру Уильяма, заставив его втянуть воздух сквозь стиснутые зубы, а потом пальцы осторожно скользят дальше, губы дрожат от предвкушения...
- Ай! Прекрати!
Уильям смотрит на него с откровенной насмешкой во взгляде, легко удерживая подчиненного за волосы.
- В чем дело, Сатклифф? Я думал, вас возбуждает боль.
Грелль и сам не знает, что его возбуждает, а что - внушает отвращение, но он определенно хочет избавиться от этой боли и от руки в своих волосах.
- Пусти!
- В моем кабинете вы не будете отдавать приказы, Сатклифф. Продолжайте, на чем вы там остановились?
В первый момент Греллю кажется, что он ослышался, - да что там, он в этом убежден! - не может же быть так, чтобы Уильям...
Но начальник действительно разводит колени в стороны, открывая Греллю доступ к собственному телу. Грелль расстегивает его брюки, гладит напряженный член через белье, наклоняется чуть ниже, все почти так, как он мечтал, если бы только Уильям перестал сжимать пальцы на его алом, пышном хвосте. Сейчас почти не больно, и все же стальная хватка нервирует Грелля.
Больно становится через минуту, когда он погружает член Уильяма в рот и начинает размеренные, привычные движения, когда облизывает его, как большой леденец; он боится остановиться - вдруг будет еще хуже? - и не может продолжать, дрожит всем телом, на глазах выступают слезы. Чертов садист. Теперь Уильям владеет ситуацией - отдает приказы, направляет движения Грелля, Грелль чувствует, как по щекам что-то течет, и сразу даже не понимает, что это. А потом Уильям кончает ему в рот, и Грелль задыхается, захлебывается, но делает все как надо. Он делает все правильно. Когда Уильям, наконец, отпускает его волосы, он испытывает удивительное ощущение. Это почти оргазм. Грелль понимает, что его тяга к опасным развлечениям не имеет ничего общего с настоящим мазохизмом. Он готов столкнуться с болью. Но перетерпеть ее? Никогда. Для этого он слишком утонченная, чувствительная натура. Леди не должны терпеть боль. Поэтому сейчас Грелль Сатклифф лежит на ковре и тихо плачет - поступок, не очень-то хорошо сочетающийся с его героической биографией.
- Вставайте, Сатклифф, хватит паясничать.
Грелль молчит. Все равно хуже уже не будет. Слезы стекают из уголков глаз на ворс ковра, и Греллю безразлично, безразлично все, что происходит вокруг.
- Сатклифф, у вас истерика. Прекратите плакать. Или, боюсь, мне придется приводить вас в чувство водой из графина.
Грелль молчит. Он даже не реагирует, когда начальник сгребает его в охапку, и темно зеленый с бежевыми разводами ковер исчезает у них из-под ног. Он по-прежнему молчит, когда Уильям выполняет его фантазию - окунает его голову в прохладную воду, и та окрашивается в розовый цвет. Не такой уж и бледный, если присмотреться.
- Смотри, что ты натворил, - укоризненно говорит Уильям.
Это обращение - переход на "ты" - неожиданно выводит Грелля из оцепенения. Он широко открывает глаза - и видит лампу под потолком, не узнает эту комнату и с почти паническим страхом смотрит на Уильяма.
- Что я здесь...
- Тссс, - обрывает его Уильям. - Лучше молчи.
Итак, Грелль снова молчит. Теперь он понимает, что раз уж он не дома, то наверняка "в гостях" у начальника, что его одежда аккуратно сложена на стуле, вся, кроме тонкой рубашки, все еще застегнутой на все пуговицы, и нижнего белья. Что вода достаточно холодная для того, чтобы он начал стучать зубами, что рубашка грязно-розового цвета, а руки Уильяма, которые поддерживают его за плечи, чертовски приятно ощущать на своем теле. Уильям помогает ему выбраться из ванны и небрежно забрасывает мокрые волосы на его плечо, но теперь Грелль знает, насколько разной может быть небрежность Уильяма. Ему выдают халат, полотенце и приказывают "вытираться, переодеваться и не валять дурака".
Когда он выходит из ванной, Уильям, тоже в халате, сидит на диване и пьет чай.
- Ты странный, - задумчиво говорит Уильям, - сначала напрашиваешься на наказание, а потом рыдаешь, как девица.
Грелль хочет ему сказать, что он мог принять любое наказание из рук такого мужчины, а мог отсосать ему, стоя перед ним на коленях, но не хотел бы объединять эти развлечения. Что одно, накладываясь на другое, превращает и боль, и секс в сплошное унижение. Что Грелль чувствует себя так, как очень давно уже не чувствовал - растоптанным. Изнасилованным. Но вместо этого говорит совсем другое.
- Сам ты странный. Сначала разбираешь меня на части, а потом осторожно собираешь снова. Как будто я паззл или конструктор. И что теперь, Уилли?
- Теперь ты высушишь свои проклятые волосы и уйдешь домой. И позаботься о том, чтобы к следующему твоему нарушению они были острижены. Иначе я их оборву вручную, локон за локоном.
- Оставь, ты не такой жестокий! - смеется Грелль. - Уж я-то знаю. И ты обо мне заботишься. Почему ты обо мне заботишься, Уилли?
Уильям пожимает плечами.
- В моем отделе ты самый младший сотрудник. Возможно, это тщеславие руководителя - я все еще надеюсь, что из тебя вырастет что-то путное.
- Да прямо уж.
- Что ты годишься на большее, чем резать проституток в подворотне.
- Эй, это не честно. Ты такой же убийца, как и я, просто тебе достался конвенционный враг.
- А тебе и вовсе никаких врагов не досталось. Если исключить демона, который так и не прельстился твоей задницей.
- Он совершил ошибку. У меня прекрасная задница, Уилли. Показать?
- Спасибо, я видел. Твое белье, знаешь ли, скрывает не так много, как от него стоило бы ожидать.
Грелль снова смеется, его смех снова отдает неуместным весельем - как на похоронах. И безумием.
- Рассматривал меня, Уилли?
- Предпочел бы этого не делать, - Уильям пожимает плечами, он весь в этом жесте: небрежность и равнодушие.
- Ты заботишься обо мне, - с нажимом повторяет Грелль. - Ты беспокоишься. И ты не ответил на мой вопрос, Уилли. Почему ты все время меня спасаешь. Я уже спрашивал об этом, помнишь?
- Помню. А теперь припомни и ты, чем это закончилось, - Уильям лениво наматывает длинный локон Грелля на палец, и этого намека достаточно.
- Эй-эй, держись подальше.
- Боишься, Грелль?
- Кто тебя не боится, того в детстве вниз головой из люльки уронили. Я псих, а не идиот.
Уильям хватает его за плечо, резко и неожиданно, вынуждая сесть на диван рядом с собой. Грелль, впрочем, и не думает сопротивляться. Он уже забыл о том, как сильно, до голодной рези внизу живота, хотел этого мужчину всего сорок минут назад, но ему нравится сидеть рядом с Уильямом, рядом с таким Уильямом - слегка растрепанном, без галстука, в теплом домашнем халате. Хотя и этот халат сидит на нем, как костюм, все пуговицы застегнуты, а пояс завязан идеальным узлом. Да наплевать. Это другой Уильям, и за прошедшие сто лет Грелль так и не смог с ним познакомиться. Так что не стоит тратить время впустую. А потом он смотрит на воротник халата, видит беззащитное горло, острые, резко очерченные ключицы, - и приступ желания неожиданно накатывает снова. Он боится своего начальника и хочет его - обычное дело для Грелля Сатклиффа.
- Мне кажется, твои волосы уже достаточно сухие, Грелль, - спокойно говорит Уильям, и этот голос пробивает еще одну брешь в самообладании Грелля, - довольно хлипком, надо сказать, самообладании.
- Поцелуй меня.
- Что?
- Не будь таким невыносимым ублюдком, Уилли. Ты поимел меня в рот, так что теперь мог бы и поцеловать, а?
Уильям смотрит на него так, будто хочет ударить, но вместо этого - наклоняется и целует. Прикосновение его губ заставляет Грелля вздрогнуть, - так, как будто притрагиваешься к поверхности, не зная заранее, какова она на ощупь. Холодная как лед - или горячая, как кипящий чайник. Бархатная или колючая. Но все обычно: поцелуй не отличается от сотен других, и в конце Грелль почти разочарован. Никто не привлекает его так, как Уильям - вечно закрытая наглухо шкатулка. Хотя нет. Сейф. Запертый сейф из прочного металла. Грелль знает, что рискует своими прекрасными локонами, но ничего не может с собой поделать - наклоняется к Уильяму и целует его сам. Теперь уже - по-настоящему, теперь очередь Уильяма вздрагивать и оценивать напор, страсть и жадность Грелля, и теперь Грелль действительно чувствует этот поцелуй. Губами, языком. И ему нравится, ему очень нравится целоваться с Уильямом, нравится уверенность, которую он противопоставляет нетерпению Грелля, вдумчивое спокойствие, а главное - властность, с которой Уильям возвращает инициативу себе и делает с Греллем то, чего ему самому хочется. От собственной бесправности в руках Уильяма Грелль дрожит всем телом, он хочет отдаться этому мужчине здесь и сейчас, но когда ему кажется, что это вот-вот случится, Уильям отстраняется, их губы размыкаются, рука исчезает с талии Грелля, оставляя жалкие капли тепла.
- Хочу еще, - шепчет Грелль, не поднимая глаз. - Хочу. Тебя.
Уильям смотрит на него с насмешкой во взгляде.
- Ты как стол, накрытый для торжественного пира, Грелль. Роскошь и изобилие для каждого. Но я не голоден.
Грелль насмешливо фыркает.
- Я не голоден, - повторяет Уильям, - у меня было много времени для того, чтобы наесться впрок. Теперь меня привлекают другие вещи.
- Какие?
- Мне нужен кто-то, кто будет засыпать и просыпаться рядом со мной, день за днем. И тут даже слепому ясно, что ты - неподходящий вариант.
- Я - неподходящий вариант, - послушно кивает Грелль, который слушает очень внимательно, и только потом спохватывается, - ты просто не даешь мне шанса, а ведь я...
- Шлюха, - равнодушно бросает ему Уильям. - Пока что ты просто шлюха, Грелль. Я еще не встречал никого, кто так много говорил бы о любви... и при этом даже не знал, что это такое. Ты кричишь миру о своей любви, но на самом деле ты хочешь только одного: брать и идти дальше, не останавливаясь. Правда, при этом ты честен. Ты позволяешь поступать так и с тобой тоже. Поэтому завтра, послезавтра, через год, через десять лет ты по-прежнему будешь предлагать мне себя.
- А ты будешь отказываться. Потому, что ты не голоден. Или просто потому, что я недостаточно хорош для тебя, правда, Уилли?
- У тебя есть все время мира для того, чтобы стать кем-то еще.
- Но я не хочу. Я хочу быть собой.
- Что ж, это ответ.
- Ответ?
- На твой вопрос. Который ты постоянно задаешь мне, с таким видом, будто это легко объяснить и рассказать. Кому-то вроде тебя.
- Почему ты обо мне заботишься?
- Да.
- Потому, что я - это я?
- Да.
- Я не понимаю, - жалобно говорит Грелль, и он действительно не понимает, его голова раскалывается от сотен мыслей, а рядом с ним, плечом к плечу, сидит жнец, которому уже полтысячи лет, - и уже только поэтому Грелль обречен проигрывать все споры, все словесные дуэли, все нелепые викторины под названием "докажи Уильяму, что ты годишься".
- Вот поэтому ты - неподходящий вариант, - кивает Уильям.
- Но ты будешь продолжать? Заботиться обо мне?
- Да.
- Что ж. Тогда меня это устраивает.
Уильяму не нужно говорить о том, что их разговор, как и этот странный вечер в гостях у начальника, закончен. Грелль понимает это сам, без намеков и лишних предупреждений. Они расходятся по своим спальням, их разделяют стены и этажи, и каждый из них спит эту ночь один. Уильям - без ночных кошмаров, которые уже вошли для него в привычку. Разговор с Греллем Сатклиффом неожиданно согрел его - он не хотел заходить так далеко, но сейчас вполне доволен результатами. Впрочем, Уильям обычно не сожалеет о том, что уже сделано, какой в этом прок?
Греллю не так легко заснуть. Ему, как и Уильяму, тоскливо спать в пустой постели, и в отличие от Уильяма, он готов удовольствоваться любой компанией. Правда, в эту ночь ему хочется вполне определенного мужчину, но какой в этом смысл, если этот мужчина недоступен? Чертов Уильям, думает Грелль и переворачивается на бок. Чертов Уильям, он поимел меня дважды за этот вечер, а я только падал ему под ноги и подставлялся. Но я докажу ему, что я чертовски хорош - не только в сексе, но и во всем вообще. Докажу - и не дам. Он обманывает себя - он пока еще не умеет отказывать таким мужчинам, как Уильям. Но со временем научится делать это.
Завтра он возьмет с библиотечной полки несколько книг, которые чаще всего видел на столе Уильяма, его любимые книги, он будет читать их одинокими вечерами, пытаясь продраться сквозь выспренность фраз и сложность определений, понять, чем отличаются их с Уильямом вкусы, мировоззрения, эпохи. А потом ему это надоест. Какой-то другой мужчина займет его мысли, согреет его постель, вечера перестанут быть одинокими, и для книг не останется места. Для Уильяма, впрочем, тоже.
Уильям знает это. За последние триста лет он привык не обманывать самого себя. Он понимает, что Грелль Сатклифф занимает особое место в его жизни, и не спорит с самим собой. Он ждет. Его не смущают мужчины, женщины, смертные, демоны, которых всегда так много вокруг Грелля, он знает, что сердце Грелля свободно. Грелль еще не умеет любить. Возможно, через пару сотен лет Грелль научится и этому тоже. Возможно, через пару сотен лет он превратится в улучшенную версию самого себя. Именно поэтому Уильям продолжает оберегать своего нерадивого подчиненного. Он хочет, чтобы Грелль дожил до этого момента.
Уильям уже почти смирился с тем, что Грелль Сатклифф - его судьба. Кажется, он выделил его из множества других еще тогда, когда юный стажер переступил порог его кабинета. Он был, впрочем, спокоен и холоден, как всегда, и почти убежден в том, что скоро он увидит похороны Грелля Сатклиффа. Ему никогда не везло с любовниками и кандидатами в любовники, за свои пятьсот лет жизни он похоронил уже троих. Это было давно. Он был уверен, что перешел все эти реки вброд, был спокоен и непоколебим в своем одиночестве, пока Смерть не послала ему Грелля Сатклиффа. Грелль Сатклифф попал во все мыслимые ловушки, совершил все мыслимые ошибки и нарушил все известные ему правила. И все-таки он выжил. Грелль Сатклифф прошел через ад - и все равно не сломался. Какой-то другой, особый механизм управлял им, он гнулся до земли, а потом снова выпрямлялся и делал еще шаг вперед. И еще. И еще. Даже удивиться не успеешь - а он уже так далеко. В своей гибкости Грелль Сатклифф оказался куда сильнее многих других жнецов, и со временем Уильям перестал бороться с собственными надеждами. Пусть этот жнец - такой возмутительно, неподражаемо живой, - однажды согреет своим огнем и Уильяма, давно забывшего, что такое настоящая жизнь.
Уильям пока не знает, каким будет конец этой истории. Но он уверен, что даже ради иллюзии любви стоит бороться за жизнь Грелля Сатклиффа - с самим Греллем Сатклиффом. И за собственную жизнь - с самим собой.
Он почти верит в то, что ради иллюзии любви стоит жить.
