Название: Благородная кровь
Автор: Jaibo Litchi она же Meladomini она же Gilbert Beillschmidt. В общем, я.
Фендом: Kuroshitsuji
Бета: Kira Fuchs aka Ludwig Krautz
Персонажи: Грелль Сатклифф
Рейтинг: R
Жанр: ангст, яой, deathfic
Права: Грелль Сатклифф - детище Тобосо Яны, все остальные - мои.
Размещение: Черкните пару строк.
Предупреждение: изнасилование, помутнение рассудка, для кого-то может показаться ООС-ом.
От автора: Фанфик родился, как следствие того, что шинигами становятся самоубийцы. Итак - перед вами жизнь Грелля Сатклиффа. Восприятие Грелля автором фанфика может не совпадать с вашим.

Когда ему исполнилось пятнадцать, все закончилось. Понятие рыцарства только зарождалось, его старший брат тут же надел кольчугу, и, обуреваемый лишь романтическими чувствами, умчался на гражданскую войну с намерением защитить интересы короля и завоевать сердце прекрасной Виктории, дамы его сердца.
– Не вздумай куда–либо уезжать, Грелль, – говорил он перед отъездом. – Как только восторжествует справедливость, я приеду, и мы будем путешествовать, чтобы найти твою даму сердца!
Грелль тряхнул копной огненно–красных волос, и кивнул.
– Пожалуйста, больше не экспериментируй с теми странными штуками, матушка этого не вынесет, – вполголоса продолжил Генрих. – Ну, все, братец, я поехал! Матушка, берегите себя!
Пыль, поднявшаяся от копыт его лошади, застелила весь двор, и графиня начала чихать. Гувернантка взяла ее под руку, и, крикнув что–то Греллю, ушла в дом.
Грелль подождал еще пару минут, пока уляжется пыль. Единственный, который принимал его – уехал. Глаза наполнились слезами, однако он был достаточно силен, чтобы сдержаться. Самое страшное было впереди.
Грелль закрылся в своей комнате до вечера. Изредка слуги проходили под его дверь, но, услышав странные звуки, спешили прочь. Его хобби не нравилось никому, все умалчивали о нем – единственный оставшийся наследник не должен был быть приговорен к сожжению на костре, как ведьмак и богохульник.
– Грелль, – в комнату вошла графиня, опираясь на стену. – Чем ты снова занят?
– Ничего особенного, матушка, – будничным голосом произнес парень, пряча приборы в стол.
– Я хочу, чтобы ты перестал заниматься богохульством!
– Матушка, я ничем таким не занимаюсь, – заупрямился Грелль. Графиня вздохнула.
– Послезавтра к нам приедет доктор Джерро, – не увидев ожидаемый реакции, она продолжила. – Я поговорю с ним, и он возьмет тебя в ученики.
Грелль пожал плечами – врачевание его особенно не интересовало. Графиня нахмурилась.
– Если ты такой изобретательный, мог бы изобрести лекарство, – она не договорила, и зашлась кашлем. Грелль подскочил к ней, и взял под локоть.
– Матушка, я стану учеником доктора Джерро, я Вам обещаю.
Та неверяще посмотрела на него, и вышла из комнаты.
Своим согласием молодой Сатклифф подписал себе приговор, хотя еще не подозревал об этом.
И вот он приехал – странный полулысый мужчина лет сорока с вечной широкой улыбкой. Не один – с двумя сыновьями. Старший, Артур, блондин с пронзительными синими глазами и ужасным характером, сначала показался совершенно доброжелательным человеком. На первый взгляд ему было лет 20, а его братец был одного возраста с Греллем. Подтянутые, настоящие представители высшего класса, в отличие от Грелля.
– Они останутся с нами жить, – промолвила графиня тем вечером. – Это – скромная плата за твое обучение.
В тот момент Греллю было все равно – он нашел нечто потрясающее, и ему хотелось побыстрее рассмотреть это. Поэтому он просто кивнул, и ушел в свою комнату. Запершись на засов, он наконец–то мог расслабиться. Все эти механизмы, которыми был забиты его стол и два сундука приводили его в восторг. С хирургическим вниманием и точностью он исследовал и применял свои навыки на практике.
Со временем Грелль начал ловить недвусмысленные взгляды Артура. Этот избалованный сынок доктора все время проводил в компании служанок графини, или же на конных прогулках. Графиня общалась с сыном все реже, хотя болезнь ее пошла на убыль – теперь она спокойно ходила по саду без чьей–либо помощи. Грелль чувствовал, как все, кто был ему более–менее дорог, отворачиваются от него, как дом становится чужим. Душу парня поначалу не грызла ни ревность, ни ненависть.
Он все реже оставался один в своей комнате. Доктор Джерро относился к нему безразлично, и порой Греллю казалось, что он просто пустое место. Чувство стало появляться все чаще, особенно после того, как некоторые слуги, едва завидев его идущего им навстречу, сворачивали куда–нибудь в спешке. Никто не встречался с ним глазами.
– Ты такой яркий, – однажды сказал Артур. Грелль непонимающе уставился на него.
– В каком смысле?
– Ну, понимаешь, все эти серые люди боятся тебя потому, что ты – будущее. Понимаешь, о чем я?
– В принципе да.
Они еще несколько минут посидели в тишине.
– Знаешь, ты был бы хорошенькой девушкой.
Грелль фыркнул. У него перед глазами сразу возник образ мило улыбающейся пастушки с двумя длинными косами.
Через некоторое время графиня перестала замечать его, или просить о чем–то. Она седела на глазах, но, казалось, понемногу выздоравливала.
Когда ему исполнилось восемнадцать, он уже оставил надежды дождаться брата. Было так грустно и одиноко. Никто с ним не разговаривал, кроме Артура и доктора Джерро. Младший брат Артура уехал на север, и от него не было никаких вестей. Месяцем позже стало известно, что его убили разбойники. После этого и те двое перестали разговаривать с ним вовсе.
Все равно Грелль садился и смотрел вдаль, надеясь на лучшее. Как никогда остро он чувствовал одиночество. Тоску. Досаду. И когда появилась возможность, он тут же ею воспользовался – он уехал практиковаться.
Шло время, Грелль работал в одном из госпиталей, старясь как можно меньше времени проводить дома. Что–то его пугало, хотя сам он не мог решить даже для себя что же. Грелль поначалу не следил за своей внешностью, с головой уйдя в работу, но в какой–то момент, когда в госпиталь приехала графиня, ему пришлось сделать хоть что–то. Он заупрямился, и оставил волосы такими же длинными, какие они были, хотя все же пришлось последовать некоторым течениям моды.
Даже некоторые дамы в госпитале завидовали его внешности, а особенно – рукам. Они были до того изящны, что иногда Грелля принимали за мадам, особенно если он был в марлевой повязке. Хотя его лицо также не было особенно мужественным. Все, что его выдавало – телосложение, присущее любому мужчине. Широкие плечи и узкие бедра.
Пришло время возвращаться в родной дом. Радостная улыбка была встречена холодными взглядами и каменными стенами. Грелль будто снова попал в другой мир, где все выцвело, где у всех были черные глаза и души. Все проходили мимо, кивая ему, он был единственным ярким пятнышком в этом бледном королевстве.
После молчаливого ужина в тот вечер он, как обычно, вернулся в свою комнату, где ничего не изменилось. Никто даже не удосужился вытереть пыль, поэтому, чихая, Грелль принялся вытряхивать пыль в окно.
– Ты вернулся, – как глупая констатация факта.
– Да, я заметил, – Грелль повернулся. Артур вальяжно облокотился о дверной косяк.
– И как там было?
– В смысле?
– Ну, как же, ведь у тебя наверняка были приключения.
Грелль пожал плечами. Артур вошел в комнату.
– Я не приглашал тебя войти, – вышло немного грубо.
Артур тем временем закрыл дверь на засов.
– Что ты делаешь? – он, правда, понимал на самом деле, но верить совершенно не хотелось.
– Закрываю дверь, принцесса, – Артур подошел к Греллю.
– Какого черта? – закричал Грелль в панике, сжимая кулаки.
– Ты понимаешь, что даже если тебя кто–то услышит, никто не отзовется, – Артур попытался взять Грелля за бедра, однако тот попятился.
– Что ты имеешь в виду? – руки тряслись от страха, рубашка прилипла к коже от холодного пота. Все это просто ночной кошмар…
– Ну, скажем так, на тебя всем наплевать, – Артур хищно улыбнулся.
Холодная стена. Из хвоста выбилась красная прядь, и Грелль шумно выдохнул.
– Главное не лягайся, хуже будет.
Грелль попытался вырваться, однако Артур схватил его за запястья. Глаза его горели безумием. Пресекая все попытки вырваться, Артур затащил Грелля на кровать.
– Не хочу, чтобы ты простыл.
Грелль закричал в гневе что–то нечленораздельное, тут же получив кулаком в нос. Снова резко выдохнул. Старался не смотреть в глаза, чувствуя, как холодные пальцы расстегивают пуговицы рубашки. Зажмурился, что–то мыча.
– Ну, что ж!
Артур грубо схватил его за волосы, голова невольно запрокинулась, Грелль зажмурился от пронзительной боли и издал едва различимый стон. Он с трудом поборол приступ тошноты, когда чужие влажные губы с силой прижались к его рту. Язык Артура грубо и требовательно нажимал на плотно сжатые зубы в тщетной попытке пробраться глубже, вызывая волны отвращения. Собрав все силы, Грелль резко подался вперед. Послышался довольно неприятный звук.
– Черт, – Артур отпрянул, прижимая руку к лицу. – Подонок, ты мне нос сломал!
Грелль ухмыльнулся, за что тут же снова получил кулаком в нос. Алым окрасилась белая простыня.
Дальше он старался ни о чем не думать. Ни о холодных грубых руках, которые переворачивают его, и стаскивают брюки, о прерывистом возбужденном дыхании. В комнате заметно потемнело, а, может, просто в глазах потемнело от боли. Он не сдерживался и кричал, стонал от боли, слезы текли по лицу ручьями. Когда было особенно больно, пытался достать кулаками Артура, однако попытки были слишком слабые и пресекались на корню.
Он очнулся один на своей кровати, весь в запекшейся крови. Окно так и осталось открыто. Грелль попытался было пошевелиться, но его захлестнула новая волна боли, напоминающая о вчерашней ужасной ночи. Он пролежал так может несколько часов, а может всего пару минут. Судя по солнцу, был полдень, но… Почему его никто не звал вниз? И если кто–то заходил к нему в комнату, почему бы хотя бы воды не принести?
Он снова вспомнил холодные требовательные пальцы. Грех всегда такой болезненный? Может, ему даже понравилось.
Грелль посмотрел в синее небо. Где–то далеко, в дыму и копоти сражается его старший брат Генрих, сражается за свою веру и свою любовь. А он? Что делает он? Занимается всем, чем угодно, только чтобы не быть полезным обществу, которое его презирает.
Ему всегда казалось странным, что у него такие яркие волосы. Насыщенный красный цвет, будто его искупали в крови. Брат и матушка были темноволосыми. Это казалось очень странным.
Когда он работал в госпитале, одна мадам перепутала его с девушкой. У нее были ярко–красные волосы, тронутые сединой и она умирала от лихорадки. В последнее мгновенье своей жизни погладила Грелля по щеке, а он, кажется, уловил в ее взгляде что–то необъяснимо знакомое.
А, может, он должен был быть девушкой? И эти красные волосы должны были быть заплетены в тугие косы, и он бы приносил пользу бледному королевству, рожая рыжих детишек от какого–нибудь рыцаря.
Он пролежал в одной позе до самого вечера, пока не отлежал правый бок, и не похолодало до такой степени, что изо рта шел пар. Довольно долго он пытался встать, но тело болело неумолимо. В конце–концов, собрав все силы, он поднялся и, закутавшись в окровавленную простыню, закрыл окно.
Здравому смыслу более не было места в его голове. Он вышел из комнаты, еле передвигаясь, и пошел по направлению в столовую, где в этот момент должны были давать ужин.
Служанки, проходящие мимо, игнорировали его. Каменный пол не был холодным, он будто шел по лезвию бритвы.
Грелль распахнул дверь столовой, и упал на пол, обессиленный. Перед глазами все кружилось, и вдруг эта канитель закончилась пеленой тьмы.
Три долгих месяца Грелль не вставал с постели. Раз в день ему приносили кувшин с водой и полотенце, два раза – еду. Он не запоминал, кто делал это, он потерял счет дням, все они слились в один. Тело болело, не переставая, все три долгих месяца выздоровления. Почему так долго? Все очень просто – с периодичностью в пару дней к нему заходил Артур, и все повторялось вновь. Хотя Грелль больше не сопротивлялся и больше был похож на большую тряпичную куклу. Это жутко злило Артура, и на теле Грелля становилось все больше синяков и ссадин.
Но через три месяца ада пришла светлая полоса, если ее можно было так назвать. Грелль перестал разговаривать, выходил на улицу с самого утра, и смотрел вдаль. Туда, где в копоти погиб его брат. Единственный, кто принял его.
Визиты Артура не закончились даже после выздоровления.
Грелль обвил руками шею Артура и громко стонал, уткнувшись носом в плечо любовника.
– Так тебе нравится! – выдохнул Артур, ускоряя темп.
Грелль освободил одну руку и страстно поцеловал Артура. Снова эти ненавистные холодные настойчивые пальцы…
Хирургический нож вошел в живот Артура так быстро, что он ничего не успел сообразить. Уверенное движение вверх – и живот был вспорот. Артур не мог кричать, он хрипел, в шоке уставившись на безумно улыбающегося Грелля. Тот наклонился к уху Артура и прошептал:
– Я знаю, тебе же нравится боль.
Его глаза блестели, а губы искривились в ужасной ухмылке. Волосы беспорядочно ниспадали на плечи и грудь. С того момента Грелль полюбил красный – цвет возмездия, собственной справедливости, и страсти.
В это время все спали – и слуги, и графиня, и доктор. Грелль без труда проник в комнату, в которой спал последний. На его лбу выступил холодный пот, а брови были беспокойно нахмурены. Грелль подошел к кровати, и скинул одеяло – доктор спал действительно мертвецким сном.
– Ну, чтож, попрактикуемся в хирургии! Какая у вас болезнь? Вы жалуетесь на сердце?
Стремительное движение ножа – прямо в сердце, еще одно – перерезал глотку. Теперь никаких проблем с кровообращением. Все довольно просто.
Если бы его встретил суеверный англичанин, он бы тут же скончался – высокий голый окровавленный парень с красными волосами, ножом и безумной улыбкой. Позже это станет фетишем.
Все слуги спали в одной комнате, и резня вышла воистину кровавой. Глаза Грелля горели ненавистью и удовлетворением, то, что он делал, казалось ему произведением искусства.
Когда Грелль вошел в спальню графини, единственной еще живой, она не спала. Она стояла у окна и любовалась ночным небом.
– Грелль, – произнесла она, но он ее перебил.
– Молчи. Человек, отравивший мою душу и душу моего брата. Та, из–за которой я попал во все это. Хотела уничтожить меня?
– Нет, – она повернулась к нему. Она была уже совсем седой.
– Я же сказал, замолчи! – закричал Грелль. – Я уничтожил твой прекрасный мир. За то, чтобы ты знала, что значит жить в аду. Быть брошенным. Всю жизнь. Я не оправдал твоих надежд, правильно? Я бы хотел оставить тебя умирать от голода и болезни, однако я хочу увидеть твою чистую кровь. Августина.
Графиня покорно склонила голову. Грелль подошел к ней, лицо его было искажено ненавистью. Он перерезал ей глотку. Тело гордой женщины упало, словно мешок с чем–то тяжелым, из раны обильно текла кровь.
Сначала его губы растянулись в блаженной улыбке, потом он расхохотался. Злобно, ехидно. Вот так и закончились дни графини, поставившей чистоту крови выше чего–либо.
Грелль блуждал по дому всю ночь, размышляя. Ядовитые голоса наконец замолчали.
На рассвете он вышел на улицу, и всмотрелся вдаль.
На самом деле он не смог бы выжить без бледного королевства, без любовника–садиста и интриг. Он бы не смог жить без ненависти и зависти, без яда в крови. Мир, открывшийся перед ним, оказался таким же бледным и недостаточно ярким. Он решился на последний поступок – самоубийство.
И когда горизонт окрасился розовым, он собрал всю силу воли, и полоснул себя по горлу. Упал на колени, и ему показалось, что вдалеке клубится пыль.
– Генрих? – сказал он одними губами, мягко улыбнулся и упал замертво.